– А ему можно доверять? – спросил Джоэл, отмечая что-то на листке.

– Я полагаю, что можно. Вчера утром он убедил меня в этом – расскажу тебе чуть позже.

– Этот шофер из отеля «Георг V», – тихо начал Конверс, – адъютант Бертольдье. С него-то все и началось – этот мой нескончаемый бег. Создается впечатление, что они ухватились за это, – кто-то разработал соответствующую стратегию. «Заклеймим его как убийцу, – решили они. – Нам это может пригодиться. И затраты невелики – всего одна человеческая жизнь». Господи! – Джоэл закурил. – Однако продолжай. Вернемся к Сэму.

Она рассказала ему все, начиная с безумной истории в отеле «Сент-Регис» в Нью-Йорке: перепугавший ее телефонный звонок, а потом мрачный молодой человек, торопливо поднимающийся по ступенькам, и армейский офицер, преследовавший ее на улице.

– Как ни странно, но это могли быть наши союзники, – неожиданно заметил Конверс.

– Что? Каким это образом? Первый выглядел как типичный юнец из гитлерюгенда, а второй был в военной форме!

– Видишь ли, большинство людей в форме на первый взгляд кажутся людьми «Аквитании». Но вспомни Фитцпатрика, он говорил, что эти четыре досье всплыли из официальных глубин, судя по их содержанию – из верхнего эшелона. Может быть, мои молчаливые партнеры в Вашингтоне решили наконец-то высунуться из своих нор. Но извини. Продолжай.

Она рассказала ему о встрече с Сэмом в Лас-Вегасе, о его женитьбе. Морщась от внутренней боли, Джоэл внимательно слушал, настроив все свои чувства на то, чтобы не пропустить какого-нибудь поворота фразы, вовремя уловить второй, скрытый смысл слов, отыскать хоть какую-нибудь нить, какой-нибудь намек на то, как ему действовать дальше. И вдруг он поднял руку, чуть-чуть, всего на несколько дюймов над столом, но Вэл тут же остановилась.

– Ты говоришь, вы собирались лететь в Вашингтон втроем?

– Да.

– Значит, ты, Сэм и кто-то еще, с кем он намеревался встретиться и переговорить, – с тем, кто, по его словам, знает, что предпринять.

– Да, тот, кто убил Сэма. Он был единственным, с кем разговаривал Сэм.

– Но Эббот утверждал, что «доверил бы ему свою жизнь». Ты, кажется, так сказала?

– Это Сэм так сказал, – поправила его Валери. – Но он ошибся.

– Не уверен. Сэм был добродушным человеком, но не простачком. Друзей он выбирал весьма осмотрительно, их было не много – он понимал, что из-за его положения многие были бы не прочь попасть в их число.

– Но он больше ни с кем не разговаривал…

– Правильно, но тому-то, другому, пришлось это сделать. Мне кое-что известно о том, как собираются срочные совещания в Вашингтоне – а именно такое совещание Сэм и имел в виду. Собрать такое совещание не так просто, нужно найти весомые слова, чтобы пробить бюрократические препоны. Конечно, ему пришлось назвать имя Сэма – у него и звание, и положение, но очень может быть, что ему пришлось также назвать и мое имя, твое или даже Делавейна, любого из них было бы достаточно. – Конверс взялся за ручку. – Как его фамилия?

– О господи, – сказала Вэл, потирая пальцами лоб. – Дай-ка мне подумать… Имя его Алан… Алан Метцгер? Метланд?..

– А его звание, должность?

– Нет, Меткалф! Алан Меткалф.

Джоэл записал имя и фамилию.

– Хорошо, а теперь вернемся в Париж, к человеку из Сюрте.

Валери начала со странного поведения таможенников иммиграционной службы, затем рассказала о странной встрече с усталым, небрежно одетым Прюдоммом. Закончила она не очень понятными высказываниями француза, дополнив рассказ мельчайшими деталями, которые она пропустила раньше.

Когда она закончила рассказ, Конверс снова поднял руку, широко раскрыв глаза от изумления.

– Семья Татьяны? – недоверчиво переспросил он. – Ты уверена?

– Абсолютно. Вчера я специально переспросила его.

– Вчера? Да, ты же говорила, утром он совершил нечто примечательное. Так что именно?

– Он всю ночь просидел в своей машине у моей гостиницы, а когда рано утром, чуть встало солнце, я села в такси и поехала, он врезался – именно врезался – в машину, которая шла за нами. Оказывается, за мной следили. Он велел мне поскорее убраться оттуда. Вот тогда-то я и попросила его повторить имя. Он сказал: «Татьяна».

– Это же имя назвал мне и Рене, направляя меня в Амстердам к Корту Торбеке. «Скажи ему, что ты член семьи Татьяны». Таково было его указание.

– А что это означает?

– Рене не вдавался в подробности, но кое-что я все-таки понял. По всей вероятности, это – знак доверия, лакмусовая бумажка, которая указывает, что некое лицо заслуживает той информации, которую иначе не предоставят тем, кто желал бы ее заполучить.

– Почему?

– Звучит это совершенно по-идиотски, но Маттильон говорил, что члену этой семьи доверяют самые подозрительные люди на свете, те, кто не может позволить себе никакой ошибки.

– Но кто же они?

– Русские. Кремлевские комиссары, которые отправляют деньги западным брокерам, а те здесь их вкладывают.

– Да, ты прав, – сказала Валери. – Это чистое безумие.

– Но это срабатывает, неужели ты не видишь? Честные люди, которые по тем или иным причинам оказались в мире, который они ненавидят, не зная, кому можно доверять, придумали для себя какой-то код. Принадлежность к семье Татьяны – это своего рода допуск, не просто сигнал о необычайной срочности, но и нечто более важное. Это означает, что человек, назвавший пароль, – в «полном порядке», независимо от того, чем он занимается. Бьюсь об заклад, круг таких людей – чертовски узок. Рене, этот Прюдомм – они оба подходят под эту категорию. Для нас это своего рода ключ: им можно доверять.

– Ты как будто в суде, тебе не кажется? – спросила бывшая миссис Конверс.

– Я не знаю иного способа добраться до истины. Факты, имена, тактика… где-то здесь должна быть брешь, в которую мы можем проскользнуть и сдвинуться с мертвой точки! Нам это просто необходимо. И как можно скорее.

– Я начала бы с Прюдомма, – сказала Вэл.

– Мы попросим и его раскрыть карты, но начнем все же не с него. Здесь два телефонных аппарата? Этой ночью я был слишком занят своей бывшей женой, чтобы заметить хоть что-нибудь.

– Может быть, твоя бывшая жена уже беременна.

– Это было бы чудесно.

– Ладно, ладно, парень. Да, здесь есть второй аппарат. В ванной комнате.

– Я хочу, чтобы ты позвонила этому Меткалфу, Алану Меткалфу в Лас-Вегас. Номер узнаем по справочной. А я буду слушать по отводной трубке.

– Что мне сказать?

– Какую фамилию ты назвала, когда звонила Сэму?

– Паркетт, как мы и договорились.

– Скажи, что звонит Паркетт, и больше ничего. Первый ход пусть сделает он. Если что-то будет не так, я это почувствую и положу трубку. Ты сделай то же самое.

– А если его нет дома? А если я попаду на его жену, или любовницу, или к телефону подойдет ребенок?

– Тогда назови свою фамилию и скажи, что позвонишь через час.

Человек в штатском сидел на софе, положив ноги на кофейный столик. Напротив него в креслах сидели – на этот раз тоже в штатском – армейский капитан и молодой флотский лейтенант.

– Итак, решено, – резюмировал Стоун. – Попытаемся установить контакт с Меткалфом и будем надеяться на лучшее. Если мы ошибемся – если я ошибусь, – то нас будут выслеживать, и не обманывайте себя – вас здесь видели и могут опознать. Но, как я уже говорил, наступает час, когда нужно идти на риск. Иначе не стоило затевать игру. Выйдя из укрытия, вы попадете в простреливаемую зону и, с божьей помощью, постарайтесь ее быстренько проскочить. Однако гарантировать удачу я не могу. Этот телефон подключен к другому, к отелю на противоположном конце города, чтобы засечь его, требуется время, но это – всего лишь отсрочка. Любой опытный связист с телефонной станции может отыскать в подвале место соединения.

– Сколько у нас есть времени? – спросил армейский офицер.

– Это – один из крупнейших отелей Нью-Йорка, – ответил штатский. – При некотором везении – от двадцати четырех до тридцати шести часов.